|
|
ДНИ ТВОРЕНИЯ
О, первый проблеск небосклона,
Балтийский ветр из-за угла, --
И свежей улицы стрела
Впивается в Пигмалиона!
Речная водоросль иль прах
Перворожденной перспективы?
Но имя -- камень, и счастливый
Творец мечтает о дарах:
Не легкомысленный Пиновий
Создаст торжественный устав --
Смирит разбег болотной крови
Кумиродел и папский граф.
Чудовищный италианец,
Он может все -- и прав Лефорт:
Тупой подошвой будет стерт
Последних вихрей низкий танец.
Чертеж заморского грыдира,
Наклон державного жезла --
И плоть медузы облекла
Тяжеловесная порфира.
1914
СЕГОДНЯ
А если судорог медузы,
Зажатой в царственной руке,
Слабее каменные узы,
Почиющие на реке?
И ты, вершитель, не насытишь
Туман цветами чугуна --
Дремотный дым, болотный китеж,
С балтийского подъятый дна?
Лети, лети на темном звере,
Наездник с бешеным лицом:
Уже вскипает левый берег
Зимнедворцовым багрецом.
И вопль медузы -- над тобою:
Из паволоки синевы
За петропавловской пальбою
Сердцебиение Невы.
16 июня 1914
ФОНТАНКА
Асфальтовая дрожь и пена
Под мостом -- двести лет назад
Ты, по-змеиному надменна,
Вползла в новорожденный град.
И днесь не могут коноводы
Сдержать ужаленных коней:
Твои мучительные воды
Звериных мускулов сильней.
Что -- венетийское потомство
И трубачей фронтонных ложь,
Когда, как хрия вероломства,
Ты от дворцов переползешь
Под плоскогорьем Клодта Невский
И сквозь рябые черныши
Дотянешься, как Достоевский,
До дна простуженной души?..
1914
ИСААКИЕВСКИЙ СОБОР
Золотосердой -- в наше лоно
Несеверные семена! --
Из Монферранова бутона
Ты чуждым чудом взращена.
И к сердцу каждого потира
Забывший время златолей
Уводит царственное мирро
Твоих незыблемых стеблей.
Но суета: врата заката
Спешит открыть садовник твой,
И ты средь площади распята
На беспощадной мостовой.
Не для того ль седая дельта
Влечет Петра в балтийский сон,
Чтоб цветоносный мрамор кельта
Был в диком камне отражен?
И в час, когда в заневских тонях
Истают всадник и утес,
Подъял бы взор тевтонский конюх
На чудо лютецийских роз?
1914
КАЗАНСКИЙ СОБОР
И полукруг, и крест латинский,
И своенравца римский сон
Ты перерос по-исполински --
Удвоенной дугой колонн.
И вздыбленной клавиатуре
Удары звезд и лет копыт
Равны, когда вдыхатель бури
Жемчужным воздухом не сыт.
В потоке легком небоската
Ты луч отвергнешь ли один,
Коль зодчий тратил, точно злато,
Гиперборейский травертин?
Не тленным камнем - светопада
Опоясался ты кольцом,
И куполу дана отрада
Стоять Колумбовым яйцом.
1914
ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ
Копыта в воздухе, и свод
Пунцовокаменной гортани,
И роковой огневорот
Закатом опоенных зданий:
Должны из царства багреца
Извергнутые чужестранцы
Бежать от пламени дворца,
Как черные протуберанцы.
Не цвет медузиной груди,
Но сердце, хлещущее кровью,
Лежит на круглой площади:
Да не осудят участь вдовью.
И кто же, русский, не поймет,
Какое сердце в сером теле,
Когда столпа державный взлет --
Лишь ось жестокой карусели?
Лишь ропоты твои, Нева,
Как отплеск, радующий слабо,
Лелеет гордая вдова
Под куполом бескровным Штаба:
Заутра бросится гонец
В сирень морскую, в серый вырез,
И расцветает наконец
Златой адмиралтейский ирис.
1915
АДМИРАЛТЕЙСТВО (I)
"Благословение даю вам..."
Простерши узкие крыла,
Откинув голову, ты клювом
Златым за тучу отошла.
И -- вековое фарисейство! --
Под вялый плеск речной волны
К земле крыла Адмиралтейства
Штандартами пригвождены.
Но кто хранит в гнезде стеклянном
Скорлупу малого яйца,
Издалека следя за рьяным
Плесканьем каждого птенца?
И если ты не здесь, на бреге, --
Над Балтикою замерла,
Кто остановит в легком беге
Птенцов безумных вымпела?..
1914
АДМИРАЛТЕЙСТВО (II)
Речным потворствуя просторам,
Окликнут с двух концов Новой,
Не мог не быть и стал жонглером
И фокусником зодчий твой.
Угасшей истины обида
В рустах глубоко залегла:
Уже наперекор Эвклида
Твои расправлены крыла,
И два равнопрекрасных шара
Слепой оспаривают куб,
Да гении по-птичьи яро
Блюдут наличника уступ.
И разве посягнет лунатик
Иль пятый в облаке солдат
На воинохранимый аттик,
Навеки внедренный в закат,
Когда вдали, где зреет пена,
Где снов Петровых колыбель,
Единственна и неизменна
Иглы арктическая цель?
2 ноября 1917
С. Демиевко
БИРЖА
Здесь логосом и паевою пылью
Вершится торг, и, весом заклеймен,
Трезубый жезл невыносимой былью
Терзается средь чисел и имен.
Как плоть в Аиде, робок скиптр Нептунов
И легче тени тяжкий призрак стен,
Где некий ветр, едва заметно дунув,
Подъемлет волны судорожных цен.
Ужель не жалко, что в табачной сини
Не светятся червонцы никогда?
Не дремлют -- равнодушные рабыни --
У круглых спусков грузные суда?
Иль вымысел -- диковинный и острый
Заморский запах, зов иной судьбы?
Жаровни на треножниках, и ростры,
Рассекшие пурпурные столбы?
И целый век жемчужные шеренги,
Как мертвецов, обходит аквилон,
Чтоб утешался мстительный Гваренги
Слоновьим горем пестумских колонн?..
6 января 1915
ЛЕТНИЙ САД
Еще, двусмысленная суша,
Ты памятуешь пены спад
И глас Петра: "Сия Венуша
Да наречется Летний сад".
Полдневных пленниц мусикия
Тебе воистину чужда:
Недаром песни не такие
Вокруг тебя поет вода,
И в каждом ветре, с водной воли
Врывающемся в гущу лип,
Ты жадно ловишь привкус соли
И отсырелой мачты скрип!
Средь полнощеких и кургузых
Эротов и спокойных муз --
В нерасторжимых ропщет узах
Душа, не валящая уз.
Как будто днесь не стала ясной
И меньших помыслов тщета,
И вызов кинут не напрасно
Устами каждого щита!
1915
ДОЖДЬ В ЛЕТНЕМ САДУ
О, как немного надо влаги,
Одной лишь речи дождевой,
Чтоб мечущийся в саркофаге
Опять услышать голос твой!
Мы легковерно ищем мира,
Низвергнув царствие твое,
И в связке дикторской секира
Утоплена по острие.
Но плеск -- и ты в гранитном склепе
Шевелишься, и снова нов
Твой плен, и сестры всё свирепей
Вопят с Персеевых щитов:
Ничто, ничто внутрирубежный,
Двухвековой -- ничто -- союз!
И полон сад левобережный
Мятежным временем медуз.
1915
РЕШЕТКА КАЗАНСКОГО СОБОРА
Уйдя от ясных аллегорий
И недомолвок чугуна,
На хитром виноградосборе
Ты осторожна и скромна.
В зародыше зажатый туго,
Смиренен змий, и замысл прост:
По равным радиусам круга
Внизу сбирать за гроздом грозд;
При каждом веточном уклоне
Лукавый сдавливать росток,
Да всходит на змеином лоне
Цветка внезапный завиток.
А к вечеру -- призыв небесный,
И циркуля последний взмах,
И ты на молнии отвесной
Недавний покидаешь прах,
Где суемудрого барокко
Увертливый не встанет змий,
Когда промчишься ты высоко
Над фугой бешеных острий.
11 января 1915
НЕВА (I)
Вольнолюбивая, доныне
Ты исповедуешь одну
И ту же истину, рабыней
В двухвековом не став плену.
Пусть нерушимые граниты
Твои сковали берега,
Но кони яростные взвиты
Туда, где полночь и пурга.
Пусть не забывший о героях
И всех коней наперечет
Запомнивший ответит, что их
В стремнину темную влечет?
Иль эти мчащиеся, всуе
Несбыточным соблазнены,
Умрут, как Петр, от поцелуя
Твоей предательской волны?
1916
НЕВА (II)
О, как не внять зловествованию
Невы, когда, преодолев
Себя и гневы младших Нев,
Истощена вседневной данью,
Она, природе вопреки,
Во тьме свершая путь попятный,
Неистовство глухой тоски
Влагает в плеск лицеприятный --
И словооборот Невы
Едва скрывает воплощенье
Ее последнего реченья
В речной глагол Иеговы.
1916
МАРСОВО ПОЛЕ
Не прозорливец окаймил
Канавами и пыльной грустью
Твое, река народных сил,
Уже торжественное устье.
Воздеты кони на дыбы,
И знают стройные дружины,
Что равен голосу судьбы
Единый выкрик петушиный.
О, только поворот и зов --
И лягут лат и шлемов блески
На чашу мировых весов,
Как золотые разновески!
Но между каменных громад
И садом мраморных изгнанниц
Суровый плац -- презренный клад,
А князь Суворов -- чужестранец.
1914
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ТЕАТР
Когда минуешь летаргию
Благонамеренной стены,
Где латник угнетает выю
Ничтожествующей страны,
И северная Клеопатра
Уже на Невском, -- как светло
Александрийского театра
Тебе откроется чело!
Но у подъезда глянет хмуро,
Настороженна и глуха,
Сырая площадь, как цезура
Александрийского стиха.
Быть может, память о набеге
Вчерашней творческой волны
Почиет в ревностном ковчеге
Себялюбивой тишины,
И в черном сердце -- вдохновенье,
И рост мятущейся реки,
И страшное прикосновенье
Прозрачной музиной руки, --
На тысячеголосом стогне
Камнеподобная мечта,
И ни одно звено не дрогнет
По-римски строгого хребта.
1 января 1915
НАБЕРЕЖНАЯ
Кто здесь плотник, Петр или Иосиф,
Поздно было спрашивать, когда,
Якоря у набережной бросив,
Стали истомленные суда.
Как твоим, петровский сорожденец,
Куполам не надо звонаря,
Так полуулыбкой -- невских пленниц
Держит двуединая заря.
Кораблестроитель черноокий --
Крепче клятв завязаны узлы! --
Знал: река не перестанет в доки
Подплывать тюленями смолы,
Но всегда отыщет меж судами
Знак медузы утлый рыболов:
В розовато-черном Саардаме
Золотые гроздья куполов.
1915
НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ
И молнии Петровой дрожи,
И тросы напряженных рук,
И в остро пахнущей рогоже
О землю шлепнувшийся тюк
Заморские почуяв грузы
И тропиками охмелев,
Как раскрывался у медузы
Новоголландской арки зев!
Но слишком беглы очерк суден
И чужеземных флагов шелк:
Пред всей страною безрассуден
Петром оставленный ей долг.
Окно в Европу! Проработав
Свой скудный век, ты заперто,
И въезд торжественный Ламотов --
Провал, ведущий нас в ничто!
Кому ж грозить возмездьем скорым
И отверзать кому врата,
Коль торг идет родным простором
И светлым именем Христа?
(1917--1918)
ВТОРОНАСЕЛЬНИКИ
Гляди в упор, куда велят
Шпили, и купола, и стрелы;
Вверху не призрак оробелый,
Но дух чудовищный заклят!
Суоми омертвелый стяг
Не он ли вздул враждой старинной
И злобный облак над низиной
Так вызывающе напряг?
А ты -- орлиную ли власть
Приносишь нам в гнездо Петрова,
Чтоб неотступно и сурово
Могли мы каждый камень класть?
И, медным преданы следам,
Насельники болотной гнили,
Мы, как в чистилище, вступили
В сей заповедный Саардам.
(1917--1918)
- - -
Где замысел водный Леблонов
Доныне и жив, и не жив,
Я знаю, ни камня не тронув,
Пройдете вы вдоль перспектив.
И не принесет нам обузы
Ваш ясный и тихий приход,
И сверстницы северной музы
Для вас поведут хоровод.
Все те же -- слова о величьи,
И первоначальный размах
Речного овала, и птичьи
Распятья на спящих домах.
Лишь там неизбывные узы
Незримо на воды легли,
Да смертные вопли медузы
Взывают из мутной дали.
Любимая, до рукояти
Мечи увязают в груди,
Но нет милосердней заклятий,
Чем это -- в туман -- пропади!..
(1917--1918)
УЗОР ЧУГУННЫЙ
Пусть бодрствует, суров и грузен,
Правительствующий Сенат,
И на далекий плеск медузин
Взлетает конь, без крыл крылат --
В кругу смыкающихся копий.
Острий мятежных чугуна,
Уж проступают злобой топи
Отравленные письмена...
Но горе! Сдавленный оградой
И падая в твоем саду,
В чугунной грозди винограда
Я даже яда не найду.
1918
ПОД УКЛОН
Только ввериться пыланью,
Только знать: в заречный час
Движимое невской дланью
Рдеет зарево -- о нас,
И тогда не город синий --
Вся любовь наречена,
Да в двусмысленном кармине
Тонут наши имена.
Вправду ль зодчий непреклонный
Воздвигал речную пыль,
И не вымысл -- бастионы
И трезиниевский шпиль?
Разве можно так утончить
Этот дымный вертоград?
Надо как-нибудь окончить
Нерешительный закат!
Иль растратившему имя
В междуцарствие зари
Было знаками речными
Предначертано: умри?
19 января 1915
РАЗЪЕЗД
Цветов условных суета,
Неверных вееров маванья,
Но мрамор львиного щита
Красноречивей расставанья:
Уже касаются персты
Росы ночного винограда,
На занавеси маскарада
Лукавый очерк темноты.
А там -- из синевы Новы
Не вырастет ли знак прощальный?..
Свободной лапой злые львы
Хватают дым фаты фатальной!
1914
ЗАКАТ У ДВОРЦОВОГО МОСТА
И треугольник птичьей стаи,
И небосклона блеклый прах --
Искусный фокус Хокусаи,
Изобличенный в облаках,
А душу водную волнуя --
Какая пламенная сыть! --
Из солнечного златоструя
Мы не торопимся уплыть,
Не веря сами, что добыто
Такое счастье над Невой
И не раздавит нас копыто
На набережной роковой.
1915
ПАВЛОВСК
Во цвель прудов ползут откосы,
А в портики -- аквамарин,
Иль плещется плащом курносый
Выпуклолобый паладин?..
О, как решительно и туго
Завязан каждый из узлов
В твоем саду, воитель круга
И дон-кишот прямых углов!
Еще уходит по ранжиру
Суконный бант на париках,
А ты стремишь свою порфиру
В сырую даль, в зеленый прах, --
Из Розового павильона,
Где слезы женские -- вода,
Следить, сошла ли с небосклона
Твоя мальтийская звезда.
И царедворцы верят фавну,
Клевещущему в лоно звезд,
Что прадеду неравен правнук,
По гроб избравший белый крест.
1914
КУОККАЛА
Розы в шелковом бульоне:
В шелк лазоревый раскрыт
Строй кабин на желтом лоне --
Раковины афродит.
Кто, не ведающий зною,
Золотой не выпьет грог,
Если рыжею слюною
Брызжет танговый бульдог?
Кляксу, ставшую кометой, --
Песья пляска! теннис клякс? --
Ловит канотье -- ракетой
Ландышевый англосакс.
Кипень пены, стручья лодок,
Змеи солнечных рапир --
И наводит в воду кодак
Оплывающий сатир.
Только ты с улыбкой детской,
Став на знойную корму,
Ищешь веер Сестрорецка
В светло-бронзовом дыму.
1914
КОНЦОВКА
Сколько званых и незваных,
Не мечтавших ни о чем,
Здесь, плечо к плечу, в туманах
Медным схвачено плащом!
Пришлецов хранитель стойкий
Дозирает в дождеве:
Полюбивший стрелы Мойки
Примет гибель на Неве...
Город всадников летящих,
Город ангелов, трубящих
В дым заречный, в млечный свет, --
Ты ль пленишь в стекло монокля,
Тяжкой лысиною проклят
И румянцем не согрет?..
18 ноября 1915
ПРОРОЧЕСТВО
Когда тебя петлей смертельной
Рубеж последний захлестнет
И речью нечленораздельной
Своих первоначальных вод
Ты воззовешь, в бреду жестоком
Лишь мудрость детства восприяв,
Что невозможно быть востоком,
Навеки запад потеряв, --
Тебе ответят рев звериный,
Шуршанье трав и камней рык,
И обретут уста единый
России подлинный язык,
Что дивным встретится испугом,
Как весть о новобытии,
И там, где над проклятым Бугом
Свистят осинники твои.
(1918)
См.: Лившиц Б., Полутораглазый стрелец. Л., 1989.
|
Блажнов, Илья. Призраки. М.: Скорпион, 2004. 124 c. Тираж 200 экз. |
