|
|
Инопланетянин, если ты придешь в этот мир, то двадцать лет будешь животным. Ты будешь жить на острове в лесу, среди людей и болот, на тебе будет тело человека и голова собаки, иначе сказать, шакала, как если бы это болото было в Египте. Но это не Египет, а Запад. У тебя было время осознать этот факт. Ты пройдешь инициацию. Тебя с твоими сверстниками с телом человека и головой собаки будут водить строем, рассказывать о том, что здесь место, где пробежал Бог, и что вселенная суть отпечаток его ступни на рыхлой почве, покрытой мхом. Вязкая почва болот растворяет любые следы тех, кто рискнет пройти здесь, только следы Бога остаются на ней, и все потому, что в них копошатся люди, которые противостоят энтропии. Ты будешь одним из них, будешь противостоять энтропии. Тебя научат.
Тебя научат товарообмену, то есть обмену вещей. Ничто не дается просто так и не отбирается просто так. Везде по-разному - где волосы отрежут, где крови нацедят из надрезов, ногти там, член. У нас отбирают ребро. Так поступят со всеми твоими сверстниками, и ты будешь одним из них. За это тебе повязка на глаза и зажимают что-то в кулаке. Что там? Тебя поведут в хижину, где вся стена в темноте, но там кто-то стоит, ему надо отдать то, что у тебя в руке, а что там - непонятно. Конечно, запретили смотреть, надели повязку, а кулак чувствует, что там ничего нет, точнее, есть, но непонятно, что это на ощупь. Тут не просто любопытство - тебе запретили, а ты интересуешься. Наоборот, это что-то страшное, а тут всучили тебе, сказали, что это в обмен тебе за ребро - ведь они сказали тебе, что взяли ребро, и у всех взяли, - и лучше отдать это человеку у стены, избавиться побыстрее. Оно руку жжет. Как положили его, так обожгло, даже паленым запахло, орешь от боли, но держишь, день держишь, два, пока в хижину не поведут, а то можно в обморок грохнуться, так что лучше отдать.
Впускают в дом, сняв повязку, там свет бьет в лицо, а толку - чуть, стена в темноте, и там кто-то стоит тенью в темноте. Ты перед ним весь освещен, тебя видно, и в левом кулаке у тебя то, что нужно передать. По идее как - протягиваешь руку в темноту, и тот у стены забирает, так что и не узнаешь никогда, что ты отдал. Передаешь то, что в кулаке, и тебе дают что-то взамен - это и есть обмен вещей. Но что дадут тебе взамен, ты уже никогда не узнаешь, потому что разжал кулак, и то, что там было, исчезло, ожог только от него и остался. Что же тогда давать, если ничего и нет, кроме боли? Да и нет ничего - боль не вещь. Сожмешь тогда кулачок обратно, а и не вернуть того, что утекло. Тянешь в темноту и знаешь ведь, что дуришь, но, может, это дурной сон, и все обойдется, дотерпеть только и проснуться утром, и потом если уж наяву снова понадобится зажимать, то не отпустишь уже, не отпустишь никогда. Ан-нет, не сон, тот в темноте молчит и не берет. А ты тянешь - что тебе еще остается - пялишься в темноту. Молчит, страшный. Дышит только тяжко. Жмуришься - что дальше будет. Он: Ну, - заговорил, открываешь глаза, ничего себе, заговорил, и тут из темноты движение. Смотришь в него, на свету - череп, всплыл много выше тебя, и удар в челюсть, с искрами, громом, так что летишь в угол и лежишь там долго, смотришь непонятно куда, глазами в разные стороны, в пол и в потолок, и глаза льют слезы, и челюсть свернута, и бок, откуда ребро взяли, горит, рука под боком, вздрагиваешь время от времени, и потом тебя уносят за ноги.
В отличие от своих сверстников, которые процедуру товарообмена прошли более успешно, ты так и остался собакоголовым. Поселят не в деревне, конечно, в болоте. Там испарения поднимаются в воздух, и лучи солнца изгибаются, искажаются, солнце заходит за горизонт, находясь далеко от горизонта, его плющит и мнет. В испарениях нет формы, вещи водянисты, а сам ты бурдюк с жидкостью, ткнули - стоишь, ткнули сильнее - загремел на бок. Ты смотришь на солнце через щелки глаз собаки, впитываешь испарения от болот через щелки ноздрей. Ядовиты они, испарения. Хуже чем от алкоголя и табака. Нюхай-нюхай. Живи-живи. Жидкий разум, олигофрен, пробежал Бог - и ты бегаешь. Другие работают уже столько лет, а тебе уже двадцать, и ты только и знаешь, что бегаешь от тех, кто тебя бить приходит - от тех, с кем вместе ребра сдавал. Залезешь от них на дерево, а они кричат снизу: Сукин сын! Сукин сын! Мы тут не ты! Мы не говно жрем! - камни бросают и палки. Залезли бы на дерево, если бы захотели, да что им за дело. А ты лезешь и лезешь, не останавливаясь, на самую макушку - сначала видишь, что не достанут тебя, радуешься, потом страшно, а потом окажется вдруг: да, Бог пробежал - сверху видно, но не ступня у него, а кольцо незамкнутое, остров в болоте и узкий перешеек, соединяющий с материком. Копыто, значит, вот, значит, что, и ты смеешься, и так тебе радостно, что раскачиваешься на макушке и остановиться не можешь, ведь это так радостно, когда понял. И так тебе хорошо, что и ночью не слезешь, на макушке сидишь, через щелки головы собаки красными глазками лупаешь, луне в ядовитых испарениях спину подставил, счастьем своим сияешь. А утром посмотришь вокруг, видишь: и на других деревьях сидят, раскачиваются. Ты хохочешь и воешь, и они хохочут и воют, и лес под ними шумит, ветер рождает. Ветер теперь, сквозняк в головах. А кто отец ветра? Ты. Доброе утро, инопланетянин, мы рады приветствовать тебя.
2003
|
Блажнов, Илья. Призраки. М.: Скорпион, 2004. 124 c. Тираж 200 экз. |
