РОССИАДА
ГЕРОИЧЕСКАЯ ПОЭМА.
Печатана при Императорском Московском
Университете
1779 года
ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕЙ, ДЕРЖАВНЕЙШЕЙ,
ВЕЛИКОЙ ГОСУДАРЫНЕ
ИМПЕРАТРИЦЕ,
ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ
ВТОРОЙ,
САМОДЕРЖИЦЕ ВСЕРОССИЙСКОЙ.
ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ!
Во дни премудрого царствования ВАШЕГО принесенный новый плод Российским Парнасом, посвящаю ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ; сие, жертва есть искренняя моей благодарности, воспаленной Высочайшими щедротами ВАШИМИ во глубине моего сердца. Да удостоится сие малое жертвоприношение животворительного воззрения ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, не столько ради моего долговременного труда, сколько ради верноподданнического усердия, с каковым оный ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ посвящается.
ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
Всеподданнейший раб
Михайла Херасков.
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.
Российское государство, в самые отдаленные времена, которые нам древние Историки известными учинили, было сильно; соседям страшно; у многих народов уважаемо; и ни единой Европейской державе, славою, силою и победами, по тогдашнему государств состоянию, не уступало; а пространством своим, все прочие, как и ныне, превосходило. Но после Великого Князя Владимира, рассторжение России на разные владения; удельные княжества, междоусобия, неустройства, и властошлюьие размножившихся Князей, время от времени в бессилие ее приводить начинали; а наконец позорному игу соседственных Орд подвергли. С того времени угасла прежняя Российская слава, и в целом свете едва известною она учинилась; она под своими развалинами будто бесчуственна близ трех веков лежала. Сие жалостное и позорное состояние, в которое Россию утеснение от Татар и самовластие оных погрузило; отторжение многих княжеств, прочими соседями у нее похищенных; неспокойство внутренних ее мятежников, вовсе изнурявших свое течество; сие состояние к совершенному падению ее уклонило; и простерлось до времен Царя Ионна Васильевича Первого, вдруг возбудившего Россию, уготовавшего оную к самодержавному правлению, смело и отважно свергшего иго Царей Ордынских, и восставившего спокойство в недрах своего государства. Но царство Казанское при нем еще не было разрушено; Новгородцы еще не вовсе укрощены были; соседственные державы должного уважения к России еще не ощутили. Сия великая перемена, в какую сие государство перешло из слабости в силу, из уничтожения в славу, из порабощения в самовластие; сия важная и быстрая перемена произошла при внуке Царском Иоанне васильевиче Втором, который в сей поэме воспевается.
По сему, царствование Иоанна Васильевича Второго, можно поставлять среднею чертою, где Россия до самого бедственного состояния достигнув, паки начала оживотворяться, возрастать, и возвращать прежнюю славу, близ трех веков от нее удаленную. Когда вообразим в мыслях наших государство, совсем расстроенное; от всех соседственных держав угнетенное; внутренними беспокойствами истощаемое; несогласием многоначальства волнуемое; иноверцами порабощенное; собственными вельможами расхищаемое: когда все сие вообразим, и представим себе младого Государя, самодержавную власть приемлющего; неустройства в отечестве прекращающего; сильных и страшных неприятелей державы своей поправшего; многоначальства искореняющего; мятежников во внутренности владения укротившего; отторженные соседями границы возвращающего, и целые государства своей короне присовокупившего; несогласие и гордость бояр обуздавшего; благоразумные законы подающего; воинство в лучший порядок приводящего: не почувствуем ли уважения, столь великого духа к Государю? Таков был Царь Иоанн Васильевич!
Иностранные писатели сложившие инде нелепые басни о его суровости, по многим знаменитым его делам, великим мужем его нарицают. Сам МЕТР ВЕЛИКИЙ, за честь поставлял, в мудрых предприятиях, сему Государю последовать. История затмевает сияние его славы, некоторыми ужасными повествованиями, до кртого нрава его относящимися: верить ли столь несвойственным великому духу повествованиям? оставляю историкам на размышление. Впрочем безмерные Царские строгости, по которым он Грозным проименован, ни до намерения моего, ни до времени, содержащем в себе целый круг моего сочинения, вовсе не касаются.
Воспевая разрушение Казанского царства, со властью державцев Ордынских, я имею в виду успокоение, славу и торжественную победу всего Российского государства; знаменитые подвиги, не одного Государя, но всего Российского воинства; и возвращенное благоденствие не одной особе, но всему отечеству: по чему сие творение и названо Россиадой. Представляю младого Монарха из мрака слабостей в сияние славы облекшегося; сего Монарха, о котором и Г. Ломоносов, в краткой Российской Летописи утверждает, что Царь по смерти первой своей супруги Грозным учинился; и что злословия бояр, на подобие крутой бури, нравы его возмутили; чему должно было приключиться гораздо после взятия Казани. Прославляю совокупно с Царем, верность и любовь к отечеству служивших ему Князей; его вельможей и всего Российского воинства. Важно ли сие приключение в Российской истории? Истинные сыны отечества, обозрев умом бедственное тогдашнее России состояние, сами почувствовать могут; достойно ли оно Эпопеи? Моя поэма сие оправдать долженствует.
Издавая в свет сей восьмилетний мой труд, чувствую несовершенство и недостатки оного, в сравнении с другими Эпическими поэмами. Должно бы его было исправить, или в лучших красотах предложить читателям; но ни время, ни обстоятельства мои к тому не допускают меня: и так надлежало или совсем уничтожить сие сочинение; или выдать таковым, каково оно есть ныне. Теперь от благоразумных читателей буду ожидать решения, первое или последнее лучше бы учинить с моим сочинением мне надлежало.
Повествовательное сие творение расположил я на исторической истине; сколько мог сыскать печатных и письменных известий, к моему намерению принадлежащих; присовокупив к тому некоторые анекдоты, доставленные мне из Казани, тамошним начальником Университетских Гимназий. Но да помятуют мои читатели, что в Эпической поэме, верности Исторической, как напротив в летописаниях поэмы искать не возможно. Многое отметал я; переносил из одного времени в другое; изобретал; украшал; творил и созидал! Успел ли я в предприятии моем, о том не мне судить; но то неотрицательно, что Эпические поэмы, имеющие в виду своем иногда особливые намерения, всегда по таковым, как сия, правилам сочиняются.
