В девять часов деньги закончились. Мы вылезли из бара в однозначно пьяном состоянии и направились по Большой Никитской в сторону метро «Библиотека Ленина». В том, что я крепко пьяный, я смог убедиться, взяв у Антона сигарету и закурив. При этом я поднес зажигалку близко к глазам, и пламя опалило ресницы. Где, в каких параллельных мирах витал дух Пушкена, Бог весть, но его физическая составляющая громко материлась, впрочем, как и Антон, и решила нассать прямо на тротуар. «Пушкен, ты что делаешь?» -- Антон пытался его как-то урезонить, но тот только отмахивался и мычал что-то невразумительное. Антон подошел ко мне: «Пушкена надо бы прогулять. Давай дойдем до «Кропоткинской» -- это направо». Я решил на всякий случай проверить: «Ты точно знаешь, что делаешь?» «Да». «Пошли». «Сейчас, только Пушкена оторвем от его дел», -- сказав это, Антон повернулся и заговорил снова громко: «Ну что, поссал?» «Поссал». «Пошли, раз поссал». Мы пошли. Антон продолжал: «Пушкен, нельзя столько пить. Я салатик тебе купил, его кто сожрал? Пушкен? Его Колян сожрал». «Кто-то же его должен был съесть», -- я вовсе не считал себя виноватым.
Поворачивать направо Пушкен наотрез отказался. Он попросил у меня мобильный, продиктовал мне номер, я набрал и протянул ему. Пушкен, стоя посреди тротуара, слегка пошатываясь, заголосил: «Маша… Маша… я пьяный… да, я пьяный. Не жди меня Маша, блудного сына…» Потом Маша мне перезвонила и сквозь слезы стала настаивать, чтобы мы с Антоном довезли Пушкена до дома. Я ответил, что он совсем не пьяный, и мы посадим его только в метро. При этом Антон громогласно увещевал Пушкена идти до «Кропоткинской», Пушкен противился: «Да не хочу я до «Кропоткинской», я хочу до «Библиотеки Ленина». Я отошел, чтобы Маша не могла их услышать. Безрезультатно. Она стала еще больше реветь и требовать гарантий. Я поспешно отсоединился.
Мы двинулись к «Библиотеке Ленина». «Ну что действие, говоришь», -- Пушкен слегка двинул кулаком мне по плечу. – «Нассать на мостовую под носом у ментов – вот наше действие». Я не остался в долгу и ответил ударом на удар – это не действие, а дебош пьяного Пушкена. Однако Пушкен выставил вперед руки и от моего удара увернулся. «О, вы еще подеритесь», -- Антон стал подначивать, Пушкен все держал блок, и я перешел в наступление. Антон подсказывал: «Колян, голову закрывай, голову закрывай», -- я поднял к лицу руки, но пушкенский удар пропустил, он залепил со всей дури по уху. Я отлетел в сторону, на ногах удержался и снова стал атаковать. «Молодые люди, перестаньте», -- рядом на светофоре стоял черный «Джип Чероки», молодая девушка выглядывала из окна. – «Перестаньте драться». Мы втроем стали разводить руками и уверять, что все отлично. «И то правда, пошли-ка отсюда в метро, пока менты не приехали», -- Антон как рефери бой прекратил.
Мы дошли до Моховой, спустились в подземный переход и вышли к стеклянным дверям входа непосредственно в метро. Здесь у ларьков, торгующих пивом, толпилось множество народа, стоял шум и толкотня. Мы купили на троих одну бутылку пива, и тут побоксировать с Пушкеным решил Антон, тем более, он видел, что тот по причине своего особого состояния пропускает удар за ударом. Решили биться ладошками, Пушкен передал мне свой портфель, Антон – пиво. Они оба стали по-боксерски подпрыгивать и время от времени лупить друг друга по мордасам. Я рефери. Судить не умею совершенно, но удары считаю: «Два – один». Антон остановился: «Как два – один? А, ну да, два – один». Рядом стали собираться люди. «О, смотри, смотри…» «Я ставлю на этого», -- я обернулся. Ставку делал высокий тип, молодой. Рядом стоял еще один, крепкого сложения, с бритым затылком, позади еще кто-то, я не разобрал, бычье, и еще один. «Счет семь – два», -- я повернулся обратно к бою. «Давай, давай, бей его», -- Пушкен мажет. – «Ну», -- «Давай я тоже. Толстый, давай поспаррингуемся», -- кто это сказал? Бритый? Я поворачиваюсь. Полно народа, все заинтересованно гудят. Явно проигравший Пушкен согласен биться: «Давай». «Да нет», -- Антон против. «Да нет», -- я тоже. Высокий уставился на меня: «Ты чего лезешь? Чего лезешь? Те че надо?» -- полез вперед, схватил за ворот куртки, у меня в руках бутылка и портфель, я пропускаю удар за ударом, отступаю шаг за шагом и не понимаю, что происходит. Высокий лепит мне по уху, так что слетает бейсболка, до меня доходит: «Ты че, гад, делаешь?» -- я бросаю в разные стороны пиво и портфель и бью в ответ. За спиной Высокого копошение людей и крики, пролезает третий и оттесняет Высокого: «Охренел? Ты че нарываешься? Вали отсюда» Орет. Он так разнимает дерущихся. Я ору в ответ. Высокий из-за спины: «Мало получил?» Я иду на него, Третий преграждает путь: «Бери шмотки и выметывайся, а то получишь, как друганы твои получили». Я: «Сейчас этот гад получит». Подходит Антон, разводит нас руками: «Всем стоять», -- я умолкаю, Третий отступает, и я его больше не вижу. Драки тоже нет, и скопления людей нет. Антон протягивает бейсболку: «Твоя?» Я: «Да», – я злой, я больше не отступлю. – «Где портфель?» Антон: «Где портфель?» Натыкаюсь на бычару, бритого. Он: «Че, еще хочешь получить?» Я: «Портфель где?» Он смотрит в сторону, показывает: «Этот, что ли?» Какой-то парень держит сумки и портфель. Я беру портфель, кричу: «Пушкен, твой портфель?» -- озираюсь вокруг, где Пушкен. Его приводит в чувство Антон. – «Пушкен, твой портфель?» «Да, да», -- Антон тянет его в сторону выхода на Моховую. Я замешкался, мимо меня прошли два здоровенных мента в сером, на месте боя никого, люди рассредоточились, как ни в чем не бывало, продолжаю стоять, Антон оборачивается и видит ментов. Они направляются в сторону людей у стены, Антон тихо Пушкену: «Пошли наверх». Я иду за ними и уже поднимаюсь по лестнице, Пушкен застрял внизу и держится за перила. Антон: «Пушкен, пошли, Пушкен, пошли», -- вытащил его на лестницу, и мы выскочили на воздух.
Идем по Моховой в сторону соседнего входа в метро. Я злой, я очень злой. «Что это было?» -- Антон нарушил молчание. Он рассказал: бычье стало вызывать Пушкена на бой, причем Пушкен согласен, говорит: «На бутылку пива». Бритый ставку принимает и напирает все ближе. Антон: «Пушкен, денег нет», -- поворачивается и видит, что со мной творится катавасия. Стал кричать, сделал шаг в мою сторону – два удара, завалили и стали бить ногами. Пушкен машет руками, но и его заваливают. Били недолго, Антон поднялся, они еще попихались, несколько секунд всего прошло, а я все еще ору на Третьего, Антон пошел разнимать.
И драки не стало, все оперативно устранились перед скорым приходом ментов. Антон успел довести Пушкена до лестницы, смотрит, в двух шагах спиной к нему стоит милиция со здоровой дубиной и спрашивает у тех бычар, что за дела. Им один раз на нас указать, загребут моментально – не за драку, так за пьяного Пушкена. Антон ему: «Пушкен, пошли», -- тот стоит, держится за перила и пялится на бычар. «Ну, ты что стоишь?» «Погоди, я хочу запомнить эти рожи». Не знаю, что бы он там вспомнил, если бы проснулся в обезьяннике.
Мы дошли до «Боровицкой», Пушкен стал жалобно просить еще пива. Я позвонил Маше и сказал, что мы сажаем Пушкена на «Библиотеку Ленина», а дальше он сам доедет. На Моховой шум машин, Машу почти не слышно: «Ты уверен?» «Да, я уверен. Пушкен в отличном состоянии», -- и отсоединился.
В метро Пушкен дал себя усадить на электричку своего направления, и мы разъехались в разные стороны. Вагон моей ветки метро был полупустой, я сел на свободное место, не вынимая рук из карманов куртки. Только действие освобождает человека, только действие, когда он знает, что его оштрафуют, изобьют, посадят, убьют за все то, что он делает, а ему начхать. Ему начхать, но он злой. Он злой, потому что хочет действовать и действовать, он не будет больше отступать. Я закрыл глаза, откинулся на спинку скамьи, и весь мир – вагон, туннель, Антон и Пушкен на разных ветках метро, я грешный, земля вокруг, здания и люди наверху – все, все то, что до сих пор сохраняло хоть какое-то подобие формы, но уже давно было почему-то выжжено изнутри, рассыпалось в пепел на многие годы, а то и навсегда.
Март 2002
