Вещал; и далее вещати не хотел.
Чертог небесными лучами озарился,
Во славе Александр в доме божий водворился.
Смущенный Иоанн не зрит его во мгле,
Страх в сердце ощутил, печали на челе;
Еще кроваву тень он зрит, еще ей внемлет,
Виденье дивное его покой отъемлет,
И сна приятного Царю не отдает;
С печального одра задумчив восстает;
Кидает грозные ко предстоящим очи;
Как странник во степи среди глубокой ночи,
Послыша вкруг себя шипение змиев,
К убежищу нигде надежды не имев,
Не знает где ступить, и где искать спасенья,
При каждом шаге он боится угрызенья;
Таков был Иоанн, напомнив страшный сон;
Казалось вдруг расторг завесу лести он;
Страшится он друзей и верить им не смеет;
Несчастен Царь, когда он друга не имеет!
Но вспомнив, что еще хранитель правды есть,
Велел в чертог к себе Адашева привесть.
Сей муж, разумный муж, в его цветущи лета,
Являлся при дворе, как некая планета
Вступающа в эфир от неизвестных мест,
И редко зримая среди высоких звезд.
Придворные его с досадой угнетали;
Но внутренно в нем дух великий почитали.
Адашев счастия степени презирал,
Мирские пышности ногами попирал;
Обманам был врагом, ласкательством гнушался,
Величеством души, не саном украшался;
Превыше был страстей и честностию полн.
Как камень посреди кипящих бурных волн,
Борея не боясь стоит не колебимо,
И волны о него бияся идут мимо;
Адашев тако тверд между пороков был,
От света удален, отечество любил;
Спокойно в дом пришел, где грозный жил Владетель.
Страшится ли чего прямая добродетель?
Храняща лесть еще под стражей Царский двор,
Увидя правду в нем, потупила свой взор;
Отчаянна, бледна, и завистью грызома,
Повсюду клонит слух, ждет солнца, туч и грома;
Но тишина нигде опасности не зрит,
Где больше мрака есть, светлее там горит;
В объятиях своих Адашева имея,
С подданнным Монарх беседует краснея:
Тебе в слезах он рек, я сердце отворю;
Ты честен, можешь ли не быти друг Царю?
Каков в пустыне был, ты будь и перед троном.
Тогда о страшном сне поведав с тяжким стоном,
Себя я победил! он с важным видом рек,
И в нынешней нощи стал новый человек;
Стыжусь, что я благих советов удалялся...
Смирил себя Монарх и Ангелом являлся.
Как матерь верный сын отечество любя,
Адашем чаял зреть превыше звезд себя;
На лесть взирающий вкруг трона соплетенну,
Оплакивал сей муж Россию угнетенну;
В восторге рек Царю; сам Бог тебя зовет
Отняти мрак от нас и нам устроить свет;
Дай жизнь правлению, народу и закону;
На сердце ты носи, не на главе корону!
Мы жаждем все того от праздности стеня;
Ты не был в ярости ужасен для меня;
Но ныне друга я России познаваю!
Довольно забывал ты сам себя и нас;
Настал теперь твоей и нашей славы час!
К восторгам радостным подвинутый Владетель,
Вдруг видит с небеси сходящу добродетель;
Как Ангел явльшийся Израилю в ночи,
Имела вкруг главы блистательны лучи,
Се верный друг тебе: Монарху говорила,
И взор Адашева сияньем озарила.
Небесны видит Царь в лице его черты;
И возопил к нему: будь мой сотрудник ты;
Мне нужен разум твой, нужна твоя услуга.
Всех паче благ Царю искати должно друга!
Вещай мне истину; ее нам грозен вид;
Но вид сей от корон и тронов гонит стыд;
Гони сей стыд, гони, и строгим мне советом
Яви стези идти премудрости за светом!
Адашев постигал, коль скоро может лесть
Монарха юного страстей во мрак привесть;
Вещал: от наших глаз опасность да отгоним,
Себя от здешних стен и праздности уклоним;
Небесной мудрости приобрести руно
Уединение научит нас одно;
Премудрость гордости и лести убегает,
Мирскую суету, корысть пренебрегает;
Среди развратностей гражданских не живет,
В пещерах и горах ее находит свет:
Где нет тщеславия, не льсти, ни дум смущенных,
Пойдем ее искать в обителях священных,
Отколе чистый дух взлетает к небесам;
О! Царь мой избери сию обитель сам;
Потом яви себя ко славе возвращенна,
Любовь к отечеству еще не попущенна,
Вели собрать совет, на истину воззри,
На гордость наступи и лесть ногой попри:
Увидишь славу ты парящу пред тобою;
Мы ради кровь пролить, теперь готовы к бою;
Господь, россия вся и весь пространный свет
Ко славе Царь тебя от праздности зовет!
Есть место на земной поверхности почтенно,
Сподвижником Святых отшельцев обретенно.
Угодники оттоль восшед на небеса,
Оставили свои святые телеса,
Которые прияв усердное моленье,
Даруют мир,покой, скорбящим исцеленье;
Смиренный сергий ту обитель основал,
Он в малой хижине великий труд скрывал;
Небесным житием сии места прославил,
ИбОгу там алтарь Трилучному поставил;
Увидя стены вкруг и храмов красоту,
Возможно городом почесть пустыню ту;
В обитель Божию сокровища внесенны
Являют души к ней усердием возженны;
Там брег потоком вод целебных утучнен,
Который Сергием из камня извлечен;
Развесисты древа пригорок осеняют*,
На зданье красное вершины преклоняют;
Сие ко святости за тем приобщено,
Что славы общия хранит залог оно;
Там лики тех Князей стоят изображенны,
Которыми враги Российски пораженны,
Там виден Святослав сидящий на земли,
Ядущий хлеб сухой и в поте и в пыли;
Он зрится будто бы простый меж ратных воин;
Но древним предпочтен Атридам быть достоин.
Владимир меч и пальм носящь изображен,
Стоит трофеями и светом окружен,
У ног его лежит поверженна химера;
Со славой согласясь его венчает вера.
Там лавры Ярослав имеет на главе;
Донской блистает здесь, там Невский на Неве;
Там лик Великого представлен Иоанна,
Цесарской первого короною венчанна;
Победы, торжества, блистание венца,
К делам великим огнь внушают во сердца;
За тем в сии места ко славе предъизбранна,
Адашев убедил склониться Иоанна.
Еще не кончившу теченья солнцу дни,
Достигли мирного убежища они;
Сопутницей своей имея добродетель,
Как будто небо зрел в обители Владетель;
Во славе зрится Бог присутсвующий там!
С священным ужасом вступил в священный храм;
Он ведал, что душа на небо вознесенна,
От тела своего врачебна и нетленна,
Творила многие и ныне чудеса,
И то сказать тогла, что кроют небеса;
Приходит к сергию, мольбы ему приносит,
Вещая: муж Святый! ты Дмитрию помог
Татарские Луны сломити дерзкий рог,
И мне ты помоги стремясь против Казани,
Россию оправдать во предлежащей брани:
Мое отечество, о! Сергий, и твое
Возносит пред тебя моление сие!
Скорее молнии молитва к небу всходит,
В умильность Ангелов, геенну в страх приводит;
Мольбы его как гром повсюду раздались,
Проснулася Москва, Ордынцы потряслись.
В сию достойную внимания годину
Измеривал Творец двух царств земных судьбину;
Российский до небес возвысился венец;
Ордынской гордости является конец;
Но победительным народам и державе
Препятства предлежат к гремящей будут славе;
Рассеется Орда, исчезнет их престол;
Но Россам наперед устроит много зол.
Се храм небесными оделся красотами,
Угодник пастыря ответствовал устами,
Который в оный час исполнен божества
Вещал: во таинства проникнув естества,
О! царь сплетаются тебе венцы лавровы;
Я вижу новый трон, короны вижу новы!
Но царства покорить и славу обрести,
Ты должен многие злосчастья пренести!
Гряди, и буди тверд... Слова произнеслися,
И гласом песненным по сводам раздалися.
В душе своей Монарх спокойство ощутил,
И шествие свое ко граду обратил;
Адашев к славе огнь в Царе усугубляет,
Написанных Князей в предхрамии являет;
Се Рюрик предок твой: вещает он Царю;
Троянску отрасль в нем и Августову зрю,
Он силы подкрепив колеблемой державы,
Потомкам начертал бессмертный образ славы;
Се Ольга мудрая казняща Искорест,
Лучи вокруг главы, в руках имеет крест;
Коль свято царствует полночною страною;
Жена прославилась правленьем и войною!
Се праотцы твои: взгляни на них, взгляни,
Ты видишь славу их! колена преклони.
Здесь кисть учение твое изобразует;
И деда Царского Адашев указует,
Который внутрь и вне спокоил царств раздор;
Но кажется к Царю суровый мещет взор,
И внука праздностью минувшей укрояет.
Краснея Иоанн на лик его взирает,
Ток слезный от стыда из глаз его течет:
Начнем, начнем войну, Адашеву речет!
И се парящая в кругах эфирных слава
Гласит: ликуй теперь Российская держава!
Восставить твой покой, твой Царь в Москву грядет,
Престольный град его с гремящим плеском ждет;
Всевышний на него склонил свою зеницу,
И Царь торжественно вступал в свою столицу;
Окрестности ее незапно процвели,
Во стретенье ему казалось рощи шли;
Суровостью времян веселость умерщвлена
В долинах и лесах явилась оживленна;
Как будто бы струи прешедый чермных вод,
Явился на холмах ликующий народ;
Подъемлет высоко Москва верхи златые,
И храмы пением наполнились святые;
Любовью видит Царь возженные сердца;
Зрит в подданных детей, они в Царе отца;
На лицах радости, в очах увеселенье,
И духом сладкое вкушает умиленье.
Казалось новое он царство приобрел!
Избранной думе быть в чертоги повелел**;
Доныне стольный град стенящий, утружденный
Явился будто бы осады свобожденный.
*-Ныне сие место большою Живоначальныя Троицы церковию застроено.
**-Избранная дума имяновалась в то время вышнее правительство что ныне Сенат.
